
Из ячменя
варили кутью. Для этого надо отмочить и опихать зерно в мокрой ступе. Сваренный
в смеси с горохом ободранный ячмень и называли кутьёй- древняя славянская еда
язычников.
Из ячменной муки пекли яшники –
пироги в виде лепёшек. В осеннее время тесто опрокидывали на большие капустные
листы, и снизу на испечённом пироге каждой своей жилкой отпечатывался рисунок
листа.
Если пироги пекли из смеси ячневой
муки с другой (пшеничной, овсяной или гороховой), их называли двоежитниками.
В большие праздники пекли чистые
пшеничники, которые и затваривались и замешивались однородной пшеничной мукой.
Хлебную квашню для пирогов в хозяйственных семьях не использовали, для этого
имелась большая глиняная крынка или корчага.. Пироги пекли так же, как и хлеб,
только тесто присаливали и в ход пускали не закваской, а мелом.
У хозяйки-большухи перед праздником начинала болеть душа. Зато сколько прибавлялось радости и
довольства, когда вся семья садилась за самовар.
Самым известным и любимым считался
рыбник, когда в тесто загибали свежего леща, судака, щуку. ( Сорога и окунь тоже давали ароматный сок в
тесте, пропитанная им огибка не менее вкусна). Начиняли пирог и бараниной, и
солёным свиным салом, и рублеными яйцами. Запекали давленую свежую чернику.
Если под рукой не было ничего, то большуха пекла луковики, а иногда загнёт и
простой солоник.
Посыпушками называли пироги,
политые разведённой на молоке картошкой и сметаной. Пекли саламатники (
рассыпчатая, хорошо промасленная каша из овсяной крупы), а тесто, испечённое
без всякой начинки, называли мякушкой.
Пироги, выпеченные перед отъездом
кого-либо из дому, называли подорожниками
В день весеннего равноденствия
пекли «жаворонки».
Любили гороховый кисель. Ели его и
холодным и горячим. В холодном виде застывший гороховый кисель разрезали ножом
и обильно поливали льняным маслом. В посты же большухи варили круглый немолотый
горох – густой, заправленный луком.
Самым распространённым после ржи
злаком был овёс. Для рожениц варили специальный овсяный отвар. Из овса делали муку, толокно и заспу, его не
мололи, а толкли в мельничных ступах.
Для этого строили даже отдельные.
Без жерновов мельницы, называемые толчеями.
Для того, чтобы приготовить заспу, зерно парили в больших чугунах, потом
сушили на печном поду и опихали, обдирали с него кожуру. Провеянное овсяное
ядро грубо размалывали на ручных
жерновах. Получалась заспа, крупа, из которой варили овсяную кашу, саламат и
овсяные, так называемые постные щи, куда нередко сыпали толчёные сухари. Овёс,
истолчённый пестами, превращался на толчее в муку, и её нужно было дважды
просеять. Высевки использовались для варки овсяного киселя, мука же обычно шла
на блины.
Овсяный кисель – любимейшая русская
еда. О нём сложена пословица» Царю да киселю места всегда хватит». В обычные дни его варили в чугунах. Большуха
квасила овсяные высевки, заранее пускала в ход сулой, утром его процеживали и
начинали варить у огня. В некоторых местах варили кисель в специальных
кадушках, опуская в него раскалённые камни.
Горячий кисель густел на глазах,
его надо было есть – не зевать. Хлебали вприкуску с ржаным хлебом, заправляя
сметаной или постным маслом. Остывший кисель застывал, и его можно было резать
ножом. Из разлевистой крынки его кувыркали в большое блюдо и заливали молоком
либо суслом. Такая еда подавалась в конце трапезы «наверхосытку». Даже самые
сытые обязаны были хотя бы хлебнуть…
Блины из овсяной муки готовили в
межговение, по утрам, в большом изобилии, особенно в масленицу. Их также
затваривали с вечера, пекли с доброй подмазкой, на больших сковородах и на
хорошем огне. Овсяный блин получался обширный и тонкий, как бумага. Он даже
просвечивал. Его скатывали жгутом, складывали в два-четыре-восемь слоёв. Ели с
пылу с жару, с топлёным коровьим маслом, со сметаной, с солёными рыжиками, с
давленой черникой или брусникой,. Оставшиеся блины поливали маслом, посыпали
заспой и ставили в метеную печь. Стопа высотой в полвершка (около двух
сантиметров) умещала в себе штук тридцать, а то и больше блинов, в зависимости
от мастерства большухи, которая, раскрасневшись, птицей мечется от огня к столу.